Религия как культура?
В этой лекции уважаемый Ходжа-эфенди рассказывает о том, что на жизненном пути человека поджидают две опасности: довольствование теоретическими знаниями об исламе и рассмотрение религиозной практики в качестве элемента культуры. Первая из них встречается, в основном, в молодости, а вторая — преимущественно в старости.
ВОПРОС: Уважаемый учитель! [В одной из своих работ вы пишете, что] на жизненном пути человека поджидает две опасности, причем первая из них встречается в основном в молодости, а вторая – преимущественно в старости. Первая из опасностей — это довольствование лишь теоретическими знаниями [об исламе], а вторая – рассмотрение [религиозной практики] в качестве элемента культуры. [Поясните, пожалуйста,] в чем суть этих опасностей?
Это [всего лишь] мысль, сформулированная, по большей части, [исходя из наблюдений] за людьми нынешнего времени. Если она не ошибочна, то давайте ее обсудим. Если ошибочна, то имеющуюся ошибку нужно исправить. Довольствование лишь теорией – это не истинное мусульманство. Для детей и начинающих [изучать ислам] нахождение на теоретическом [уровне] вполне нормально. Не будем пренебрежительно отзываться о жителях деревень и городов — среди них есть много знающих и учёных людей, которые познали истину, не имея [формального] образования. Но их познания в вопросах вероубеждения и религиозной [практики] носят теоретический характер. Все это они знают лишь в теории, имеющиеся у них эти сведения не имеют под собой прочной основы, они не способны заглянуть вглубь подобных вопросов.
Поэтому некоторые богословы, специализирующиеся на основах веры, считали, что «подражательная вера» (аль-иман ат-таклиди), то есть вера, основанная на традициях и обычаях, является недействительной. Однако большинство [богословов] так не считают, поскольку это очень высокая планка и не каждый способен ее достигнуть. Под влиянием тех, кто на курсах по изучению Св. Корана крайне простым образом объяснил нам этот вопрос, подобные мне неграмотные люди произносили [формулу веры]: «Я уверовал в Аллаха, в Его ангелов, в Его книги, в Его посланников, в День Суда…». Но в отличие от выдающихся богословов, мы не смогли заглянуть вглубь этих [утверждений], мы не смогли увидеть подтверждающие их [доводы], мы не смогли [убедиться] в их истинности. Поэтому наша убеждённость во всем этом (если ее вообще можно назвать убежденностью) носит лишь теоретический характер. Иначе говоря, она не смогла дорасти до уровня «осведомленного убеждения». Это один из аспектов данной проблемы.
[Люди] в наше время пренебрегают [религиозной] практикой и, как следствие, они не могут посредством лишь теоретической [убежденности постичь] истину Божественности [сообразно ее] истинной сущности. Используя последнюю фразу, я всегда стараюсь оговариваться: «Если так говорить дозволено». Потому что Аллах пречист и свободен от сущностей, свойств и величин в нашем понимании всего этого. Но что поделать – из-за нехватки слов я не могу [подобрать] более подходящий термин. Они не могут постичь «истинную сущность» этого вопроса, не имеют правильных представлений об Аллахе и подобны пастуху [из притчи о] досточтимом Мусе, который обращался к Господу со словами: «О Аллах! Должно быть Твои ноги и голова мёрзнут. Как бы я хотел принести Тебе шапку и обувь!»[1]. У многих есть подобное восприятие Бога, пророчества, ангелов, воскрешения после смерти, Божественного предопределения. А некоторые, извините за это выражение, «наглецы» вообще отрицают Божественное предопределение. Особенно поражает тот факт, что отдельные [носители подобных воззрений] появляются в теологической среде.
[Возвращаясь к нашей теме – ] путем углубления в [связанные с верой вопросы, необходимо] подготовить для них крепкую почву, поместить их на прочную основу. В свою очередь, сохранение [веры] и ее усиление зависит от религиозной практики. Иными словами, превращение, в некотором смысле, теории в истину, как отмечается в «Критике чистого разума» Канта, обуславливается практикой. Именно посредством практики человек обретает истину [того, во что он верит], эта истина раскрывается ему. Если человек будет воплощать в жизнь то, во что он теоретически верит, если он будет погружаться вглубь этих вопросов, Аллах откроет ему пути к «глубинам» и дарует ему возможность двигаться по серьёзным и надёжным «трассам».
Иначе же, если человек довольствуется лишь теорией, пусть даже он, в некотором смысле, глубоко в нее погрузившись, сумел увидеть скрытые детали, но не прибегает при этом к практике, являющейся важнейшим фактором призыва Божьей милости, иначе говоря, если он не увенчал веру религиозной практикой, то всё это останется поверхностным, и такой человека всегда рискует оказаться обманутым в плане знаний об Аллахе. Эта опасность характерна для начинающих, для находящихся в начале пути, поэтому, если есть такая возможность, на уровне семей следует – сообразно возрасту и личным особенностям [детей] – постепенно увеличивать дозу даваемых им сведений подобно тому, как это делается при введении прикорма для грудного ребёнка: «Для этого возраста – такая-то дозировка, в таком-то количестве, в такой-то [форме], такого-то [вида]!…».
Если бы семьи могли это сделать!… Но, к сожалению, в эту эпоху [духовного вакуума] семьи на это не способны. Я говорю о подавляющем большинстве семей, ведь, как говорится, «исключение подтверждает правило». Большинство родителей не в состоянии дать своим детям сведений в этой области сообразно их уровню развития, у них нет ни соответствующих навыков, ни опыта. Если они смогут «насытить» своих детей [сведениями о вере], то это нечто важное и заслуживающее одобрения; тем самым они выполнят свою обязанность [перед ними]. Но [важна и среда вне семьи:] хорошо, если улица не превратит «кислород», который ребенок «вдыхает» у себя дома, в «углекислый газ». Если же общая атмосфера улиц оказывает негативное влияние в этом отношении, то и их необходимо держать под контролем, следует обеспечивать их безопасность. Обеспечив безопасность улиц[, необходимо обеспечить безопасность школ]. Если школа не сохраняет и не увеличивает теоретические знания с учётом возрастных и личных особенностей ребенка, если программа обучения не стимулирует его рассуждать, задумываться, наблюдать за предметами и явлениями, то [религиозные сведения], полученные ребенком в семье, растворятся в школе, коль ранее их не растворила улица. [Завершает список] подобных социальных институтов мечеть. Если и в ней всё сводится к определенному формату, к набору формальностей, к чему-то вроде фольклора, если в ней нет места религиозному рвению – если имам иногда не теряет сознания [во время проповеди], если из его глаз не льются слезы, если он не дрожит от страха, то значит и от [мечети] осталась лишь внешняя оболочка.
Это не значит, что люди[, для которых все это характерно,] не спасутся и попадут в Ад. Речь [здесь не об этом, а] о том, что теоретические [сведения], углубившись посредством религиозной практики, достигают надлежащей степени сообразно возрасту и личным особенностям, превращаясь [сначала] в знание (‘ильм), а из знания – во внеопытное знание (марифат), которые мы называем «культурой души», то есть тем, что стало неотъемлемой частью духа. «Культура души» -– это не унаследованные от наших предков обычаи и традиции, в которые мы погружаемся на свадьбах и в обществах [культуры]. Внеопытным мы называем знание, которое [последовательно] преодолев стадии «осведомленного убеждения», «убеждения воочию» и «истинной убежденности», достигло такого уровня, что при любом «прикосновении» к нему оно «откликается» словами «Нет божества, достойного поклонения, кроме Него».
[В свою очередь,] внеопытное знание порождает любовь. Один из богословов, [формулируя] эту последовательность, отмечает, что цель творения и следствие создания – это вера в Аллаха, [внеопытное] познание Аллаха, любовь к Аллаху. А также, отдельной [строкой] – возникающее без желания человека духовное наслаждение. К нему стремиться не следует – если оно есть, то «Милости просим!», однако принимать его следует с опасением, что это может быть сбивающим с пути искушением благами. Главное не это, а искреннее и страстное стремление воссоединиться с Аллахом. Если «скопление», «вскипание» и «бурление» этого внеопытного знания у нас внутри не вызывает в нас страстного желания воссоединиться с Аллахом, то значит нам еще расти и расти в этом отношении.
К сожалению, то, что мы называем внеопытным знанием или «культурой [души», в наши дни] сводится лишь к определенным форматам. Объясню по-простому. [Например, празднование] ночи рождения Пророка (Мавлид) – это очень хорошее дело, [в эту ночь] люди на разные лады декламируют житие нашего Пророка (с.а.с). [Однако] все это делается бездушно и безжизненно, будучи сведенным лишь к определенному формату. Покойный Нуреддин Топчу (да воздастся ему Раем) называл [таких чтецов] «мастерами голосовых связок / вокала». Главное на Мавлиде — не [вокальная красота декламаций], а в определенной мере [яркое и вдохновенное] выражение своей любви к досточтимому Избраннику Мухаммеду (с.а.с.). Мы [же] проводим все это в определённых устоявшихся форматах. [Поэтому] если [подобное мероприятие] не вызывает у нас таких вот чувств, не вызывает у нас чувства [нахождения] в Божественном присутствии, не вызывает у нас искреннего и страстного желания воссоединиться с Аллахом и соответствующего воодушевления, то значит мы занимаемся самоутешением и это всего лишь культурное [событие].
[Таким образом, опасность] начального этапа – это теоретические [сведения], которые вместо того, чтобы служить ступенью к обретению блага, [становятся] бедой, сковывающей нас, «связав» и «заарканив». Затем – такое бедствие, как самоутешение пустыми и безжизненными форматами. Это сродни попаданию [теперь уже] в другой «аркан», и эта [опасность] также поджидает на определенном этапе. Думаю, что [на фоне] существования людей, которые искренне исполняют постулаты ислама, глубоко чувствуют то, что должны чувствовать, постоянно впадают в экстаз от от любви [к Аллаху] и страстного желания воссоединения [с Ним], а также бурлят, подобно бьющему источнику, мы, в большинстве своем, в начале пути оказываемся пленниками теоретических [познаний], а затем находим себе утешение в подобных вот форматах.
[Поэтому] главное – это по ту сторону предела, по ту сторону того, что, выражаясь словами имама Раббани, «за тем, что за, за тем, что за, за тем, что за»[2], постоянно вопрошать: «А есть ли еще? А есть ли еще? А есть ли еще?», стремясь к [чему-то большему], задаваться этим вопросом даже извиваясь от любви к [Аллаху] и страстного желания воссоединиться с [Ним] так, словно еще чуть-чуть и ты умрешь, иметь такую искреннюю любовь к Аллаху и желание воссоединиться с Ним, что твое сердце готово остановиться, стоит тебе помянуть Его! Если этого нет, то и речи быть не может о том, что [верующий] находится в надлежащей форме. Я не говорю, что [для таких людей все кончено и что] все [их деяния] бесполезны. Мы не имеем права ввергать кого-либо в отчаяние. Милость Аллаха весьма широка, и Он введет в Рай даже тех, кто лишь [искренне] произнес: «Нет божества, достойного поклонения, кроме Аллаха. Мухаммед – Посланника Аллаха»[3] – всё это так, но то, что мы должны делать – это Его право и наша обязанность. Нельзя проявлять к Нему неуважение.
ПРИМЕЧАНИЯ
[1] Историю о Мусе (а.с.) и пастухе Джалаладдин Руми приводит в своей «Поэме о скрытом смысле» (Руми, Дж. М. Маснави-йи Ма‘нави («Поэма о скрытом смысле»): Дафтар 2 (байты 1–3810). – Пер. с перс. М.-Н. О. Османова / Общ. редакция, коммент. и указ. О. М. Ястребовой. – СПб.: Петербургское Востоковедение», 2009. С.105-110 ).
В истории повествуется о том, что Муса (а.с.) услышал о том, как некий пастух взывал к Аллаху, говоря: «О Господи! О Боже! Где ты, чтобы стал я Твоим слугой, чтоб тачал Тебе чарыки, голову тебе причесывал? Чтоб стирал твои одежды, убивал вшей, приносил Тебе молоко, о Великий, целовал Твои ручки, поглаживал ножки, как придет время сна, раскладывал Твою постель?». Муса (а.с.) сказал пастуху, что он совершил великий грех и стал неверным, говоря подобный вздор о своем Создателе. Пастух был очень опечален полученным выговором и, разорвав на себе одежду, стоная, направился в сторону пустыни. После этого, Всевышний Аллах ниспослал Мусе (а.с.) откровение, в котором сказал: «Нашего раба с Нами ты разлучил. Ты явился, чтобы соединять Моих рабов, или же явился, чтобы разъединять? Пока ты можешь, не вступай на стезю разлучения, [ибо] для Меня наигнуснейшая из вещей – развод. Каждому человеку Я даровал дорогу, каждому даровал свои обороты речи.
Для него (пастуха) [его слова] – хвала, а для тебя – хула, для него – мед, а для тебя – яд. Мы не причастны ни к чистоте, ни к нечистоте, ни к медлительности, ни к проворности. Я не велел [поклоняться Мне], чтобы извлечь выгоду Себе, но для того, чтобы проявить щедрость к рабам… Я не стану чище от их молитв, но чистыми станут они и рассыпающими [устами] жемчужины. Мы не обращаем внимания на язык и речь, Мы обращаем внимание на душу и состояние». После этого Муса (а.с.) устремился в пустыню, чтобы догнать пастуха. Настигнув его, он попросил у него прощения.
[2] Выражение «вара’ун вара» (букв. «за тем, что за») Имам Раббани неоднократно использует в своем труде «Мактубат Раббани», говоря, например, о непостижимости Аллаха, о невозможности Его увидеть на этом свете. Подр. см.: Imam-i Rabbani. Mektubat Tercemesi. Cilt I. Istanbul: Hakikat Kitabevi, 2017. 512 s.
[3] Передают со слов Му’аза, что Посланник Аллаха (с.а.с.) сказал: «Войдёт в Рай тот [человек], последними словами которого [станут слова]: “Нет божества, достойного поклонения, кроме Аллаха”» (Ахмад, 5/247; Абу Давуд, 3116; аль-Хаким, 1/351 и др.).
- Создано .