Гюлен, Конфуций и Платон об идеале человека
Самые широкие и систематические гуманистические философские течения предлагают свое видение человеческого идеала. Иногда этот идеал является общественным по своей природе (или коллективным) и включает в себя политику, образование, власть, социальные структуры и так далее. В других случаях видение сосредоточено на личности и на том, как каждый человек может достичь лучшего и наивысшего в человеческой жизни. Примеры первого типа можно найти у трех самых известных философов античной Греции – Сократа, Платона и Аристотеля. Писатель-стоик Эпиктет, эпикурейцы и Будда – примеры второго типа. Что явственно видно во всех их учениях – это видение идеала человека как цель для человеческого развития и человеческих успехов и достижений. Гуманизм, защищающий человека во всех проявлениях, поддерживает идеализированную, безупречную личность как стандарт измерений, как цель, к которой следует стремиться или ради нее самой, или ради того, что она способствует достижению конечной, трансцендентной реальности, такую, как Всевышний.
В этой и последующей главах я конструирую «триалог» между Гюленом и двумя наиболее крупными философами, которые дали описание человеческого идеала, известного всеми миру, – Конфуцием и Платоном. Любопытно, что жизнь Конфуция (551–479 до Р. Х.) и Платона (427–347 до Р. Х.) разделяет примерно одно поколение или около того. Один из них жил в Китае, другой – в Афинах, и при этом они формулировали похожие, революционные для того времени взгляды на общество и на личность, основанные на том, что они считали врожденными свойствами человеческой натуры, с одной стороны, и порядком вещей в более широкой реальности, с другой. Гюлен очерчивает видение духовно обновленного общества, сила и последовательность которого проистекают большей частью из присутствия и усилий людей, приводящих себя к максимально возможной безупречности в соответствии с положениями ислама.
В трудах и Конфуция, и Платона, и Гюлена мы видим общую черту, которая находится в центре видения мира, присущего каждому из них: общество работает лучше всего, когда и члены его, и правители – это люди, отличающиеся моральными и интеллектуальными качествами. Этих людей с высокими моральными и интеллектуальными качествами каждый философ, разумеется, называет по-своему, и они существуют в различных культурных, философских и религиозных контекстах. Они созвучны друг другу, однако, в своей глубокой сути, и именно к этой сути человеческого идеала в целом мы теперь обратимся.
У Конфуция, Платона и Гюлена, хотя они характеризуются абсолютно различными контекстами существования и мировоззрением, есть общий фундаментальный взгляд на структуру реальности. Все они формулируют свое видение человеческого сообщества, не упуская при этом из виду трансцендентный идеал, который является базисом, источником, истиной или предпосылкой всей реальности мира. Для Конфуция этот трансцендентный идеал – Дао, или Путь всех вещей. Дао – это не бог или какое-либо божество: это сила природы, принцип, или энергия реальности. Все вещи существуют в Дао и являются частью Дао, Пути всех вещей. Оба философских учения, родившихся в Китае, конфуцианство и даосизм, считают Дао глубочайшим основанием всего сущего, сетью и реальностью, и только следуя Дао или вливаясь в него, окунаясь в него или имитируя Дао, может прийти гармония в человеческую жизнь в ее общественном, политическом и космическом измерениях.
Платон описывает эту трансцендентальную реальность как «идеал», противостоящий реальному миру. В сконструированных им диалогах его учителя Сократа с учениками Сократ формулирует существование этих двух изначальных измерений существования, идеального и реального, иногда их также называют реальность и тень. Идеальное измерение, или реальность – вечно и нематериально, что означает чистое мышление, или дух, бессмертный, не изменяющийся, источник Добра, Истины и Справедливости, помимо всего прочего. Оно символизирует это светом или яркостью, в противовес туманной мгле эмпирической реальности, которую люди часто ошибочно принимают за истинную, окончательную реальность. Наш мир, или тень, материален, изменчив, смертен, мир меняющихся понятий о добре, сражающихся истин и относительных понятий о справедливости. Кратко говоря, идеальный, или реальный, мир – это мир чистого разума или духа и его желаний, тогда как мир наш, или мир тени – это мир тела и его желаний. Жизнь человека как личности и в обществе идет хорошо, когда первый мир правит вторым.
И, наконец, Гюлен формулирует свое видение человеческой жизни в рамках ислама, которое представляет мировоззрение, подобным же образом раздвоенное между земным и небесным мирами. Жизнь на Земле обретает полноту, значимость и истинность только тогда, когда ее проживают в осознании Господа, или Аллаха, в качестве истинного Источника и основания всей реальности. По сути, все живущие существа – мусульмане, те, кто подчиняется Господу, поскольку нет существования иного, кроме как в длани Господа. Когда создания живут, осуществляя свои жизненные цели так, как это предназначено им их внутренним созиданием, они делают это «покоряясь» Господу, как мусульмане. И особенно следует отметить, что жизнь проживается наиболее полно, когда сознательно, а не просто бессознательно, ее проводят с надеждой и видением вечной райской жизни в подчинении Господу.
Как мы видим, во всех трех случаях мы встречаемся с версией разделенной реальности. Реальность одна, разумеется, но она состоит из различных измерений, миров или образов существования. Те, кто знает это и живет в соответствии с этим, обретают счастье, добро и истину, и не имеет значения, в каких обстоятельствах они живут, поскольку их устремления всегда направлены ввысь, к более высокой реальности. Те, кто живет, не сознавая существования этого мира, пребывают в болоте неопределенности и плотских страстей, ослепленные конечной, низкой, теневой реальностью. Итак, существуют две основные группы людей – зрячие и слепые. Чтобы жизнь на Земле была хорошей, править ею и направлять ее должны именно зрячие.
Конфуций проводит черту между теми, кто обладает «высоким» или «благородным» разумом, и теми, кто идет по «низкому», «меньшему» пути, у кого «меньший разум». Часто они являются зеркальным отражением друг друга:
«Благородный муж отличается от других, но живет в мире с ними. Человек с мелким разумом такой же, как и другие, но он никогда не живет с ними в мире»[1].
«Тот, у кого благородный ум, поощряет в людях то, что прекрасно, и не поощряет то, что уродливо. Мелкие люди поступают прямо противоположным образом»[2].
«Благородный муж ищет причины своих неудач в себе самом, низкий человек ищет их в других»[3].
В этих отрывках мы видим, что у людей с благородным разумом направленность абсолютно отличается от той, которой обладают другие. У благородных разумом людей есть больше способностей во всех их внутренних измерениях, что позволяет им существовать и действовать в этом мире кардинально отличным от всех других образом. Текст продолжает:
«Благородный испытывает благоговейный страх перед тремя вещами: Божественными повелениями, великими людьми и словами мудреца. Мелкие люди не понимают Божественных повелений, поэтому не испытывают трепета перед ним. Они презирают великих людей и смеются над словами мудреца»[4].
«У благородного мужа есть девять состояний разума: для глаз – яркость; для ушей – пронзительность; для лица – сердечность; для поведения – смирение; для слов – надежность; для службы – почтительность; для сомнения – вопросительность; для гнева – осмотрительность; и для возможности получения прибыли – мораль»[5].
Люди с высоким разумом следуют по иному жизненному пути, нежели те, у кого разум низкий. Они настроены улавливать мудрость, дисциплину, достоинство и служение, тогда как обычные, или «низкие», люди совершенно не настроены на то, чтобы замечать все это.
Платон указывает на примерно такое же разделение в своем самом длинном диалоге «Государство». Интерпретации одного только этого диалога посвящено огромное количество работ. Я ни в коем случае не претендую на глубокий анализ какой-либо части диалога. Вместо этого я хочу сосредоточиться только и исключительно на тех отрывках, которые имеют отношение к рассматриваемой нами проблеме.
Как уже указывалось выше, Платон разделяет реальность на два мира: вечный мир чистого разума или духа и конечный мир материального существования. Большая часть диалога между Сократом и его учениками в диалоге посвящена философу, т.е. «любителю мудрости», который прекрасно понимает это разделение в существовании и живет благодаря этому идеальному, чистому миру, стремясь к нему. В конце диалога Сократ описывает тех, кто не любит мудрости, не понимает истинной реальности и поэтому не живет или не наслаждается благами жизни, которая проходит в гармонии с мудростью. Он говорит:
«Значит, у кого нет опыта в рассудительности и добродетели, кто вечно проводит время в пиршествах и других подобных увеселениях, того, естественно, относит вниз, а потом опять к середине, и вот так они блуждают всю жизнь. Им не выйти за эти пределы: ведь они никогда не взирали на подлинно возвышенное и не возносились к нему, не наполнялись в действительности действительным, не вкушали надежного и чистого удовольствия; подобно скоту, они всегда смотрят вниз, склонив голову к земле… и к столам: они пасутся, обжираясь и совокупляясь, и из-за жадности ко всему этому лягают друг друга, бодаясь железными рогами, забивая друг друга насмерть копытами – все из-за ненасытности, так как они не заполняют ничем действительным ни своего действительного начала, ни своей утробы.
И разве не неизбежно примешиваются к удовольствиям страдания? Хотя это только призрачные образы подлинного удовольствия, при сопоставлении с ним оказывающиеся более бледными по краскам, тем не менее, они производят сильное впечатление, приводят людей в неистовство, внушают безумцам страстную в них влюбленность и служат предметом раздора: так, по утверждению Стесихора, сражались под Троей мужи лишь за призрак Елены, не ведая правды»[6].
Как и в учении Конфуция, четко проведена черта между двумя группами людей: теми, кто мудр и сосредоточивает свое внимание на удовольствиях высшего порядка, и тех, кто в своем невежестве обращается к низким удовольствиям. В лучшем случае обычные невежественные люди могут поднять головы до среднего уровня, но большую часть своей жизни они проводят на уровне от среднего до низкого. Как таковые, они похожи на скот, пасущийся на лугу, поскольку живут жизнью, нацеленной на удовольствия, более подобающие животным, у которых нет души, чем людям, обладающим бессмертной душой.
Платон иллюстрирует различия между философами и обычными людьми в своем труде «Государство» (Книга седьмая) знаменитой аллегорией о пещере. Здесь Сократ просит нас представить себе людей, которые всю свою жизнь, начиная с младенчества, прожили в пещере, причем в таком положении, что их взгляд всегда падает на стену пещеры перед ними. Чего они не видят, так это того, что позади них расположен длинный проход, ведущий из пещеры. Кроме того, позади них горит яркий свет, поэтому на стену перед ними падают тени от предметов, расположенных у них за спиной. Люди проводят всю свою жизнь лицом к стене, обращаясь с тенями на этой стене так, словно это реальные, настоящие предметы; они не видят, что, по сути своей, это только тени, копии настоящих предметов. Они слышат эхо звуков в пещере и считают, что эти звуки исходят от теней. Они создают истории об этих тенях и придают им значение. Тени – «реальность» для этих людей.
Но однажды кто-то из этих людей изменяет свое фиксированное положение и поворачивается. Он видит яркий свет, созданные им тени и тропу, ведущую из пещеры вверх, к еще более яркому свету. Он следует по этой тропе, глаза его болят от яркого света, и, наконец, он выходит из пещеры и оказывается в ярком дневном свете реального мира. Сначала он не может увидеть всю полноту яркости реальности; его глаза должны привыкнуть к ней. Однако, в конце концов, он видит все отчетливо и полностью и возвращается в пещеру, чтобы рассказать другим о тьме, в которой они пребывают, и о свете, который они могут обрести, если только вырвутся на свободу, отвернутся от теней и последуют тропой к свету. Они смеются над ним, затем начинают злиться и наконец готовы убить его за его идеи, которые кажутся им абсолютно смешными и не имеющими отношения к реальности[7].
Аллегория ясна: немногие люди готовы направить все свое существо к свету мудрости и истины и отдаться им, несмотря на все трудности. Большинство, однако, предпочтет темную пещеру и проведет свою жизнь, занимаясь гораздо более простыми делами тени за счет высоких удовольствий, более подходящих тем, у кого есть душа. Сократ продолжает:
«Наше рассуждение показывает, что у каждого в душе есть такая способность; есть у души и орудие, помогающее каждому обучиться. Но как глазу невозможно повернуться от мрака к свету иначе, чем вместе со всем телом, так же нужно отвратиться всей душой ото всего становящегося: тогда способность человека к познанию сможет выдержать созерцание бытия и того, что в нем всего ярче, а это, как мы утверждаем, и есть благо. Не правда ли?»[8].
Так что, хотя есть возможность прожить жизнь так, как это делают любящие мудрость, только немногие будут жить, опираясь на эту внутреннюю силу. Чтобы сделать это, следует всем своим существом обратиться к истинной реальности и сопротивляться заманчивости преходящих удовольствий, которые, в лучшем случае, окажутся просто копиями истинно реальных. Опять же для Платона, как и для Конфуция, в мире существуют два типа людей – зрячие и слепые.
Гюлен присоединяется к Платону и Конфуцию, когда указывает на характерные черты идеального человека, которые отличают его от масс обычных людей. Люди, которые олицетворяют собой человеческий идеал, по-разному называются в работах Гюлена: «унаследовавшие Землю»[9], «человек идеала»[10], «идеальные люди»[11]. Каково бы ни было название, они имеют четко определенные общие черты, которые отделяют их от обычных людей. По мнению Гюлена, обновление и возрождение придут к миру в целом, и особенно к Турции, когда эти идеальные люди поднимутся духовно, морально и интеллектуально, чтобы своим служением и примером собственной жизни вести за собой человечество к новой эре. Без таких людей общество будет заблуждаться во всевозможных оппортунистических идеологиях и чувственности, и люди в таком обществе едва ли поднимутся до уровня, который можно назвать «человеческим». Гюлен пишет:
«Некоторые живут, не думая; другие только думают, но не могут применить свои мысли на практике… Те, кто живет бездумно, – фигуранты философии других. Такие люди всегда мечутся, бесконечно меняя формы и шаблоны, лихорадочно сражаясь с чем-то на протяжении всей своей жизни, в отклонениях мыслей и чувств, в метаморфозах характера и внешности, никогда не имея возможности быть самими собой… Эти люди всегда напоминают пруд со стоячей водой, неплодотворной, бесплодной, испорченной дурным запахом. Не говоря о том, что они могут предпринять хоть что-либо для улучшения жизни, то неизбежно, что такие люди станут подобны угрожающему жизни скоплению вирусов или рассаднику микробов»[12].
Это слова Гюлена, но они с таким же успехом могли бы быть словами Платона или Конфуция. Здесь Гюлен делает то же самое, что раньше сделали его партнеры по триалогу, давая определение двух типов людей в мире: идеальных людей, или же тех, кто сознает существование этого идеала и стремится к нему, и люди мирские, суетные. Что общего есть у всех мирских людей, так это то, что на каком-то уровне они забывают, что они – люди, имеющие ценность. Гюлен продолжает:
«Эти люди, которые обладают столь мелкими мыслями и столь поверхностны в своих взглядах, что имитируют все, что видят и слышат, словно дети, бесцельно плывут вслед за массами, то туда, то сюда, никогда не находя возможности прислушаться к себе или осознать и оценить свою ценность. По сути, они никогда не сознают, что имеют какую-то ценность для самих себя. Они живут так, словно они рабы, которые никогда не могут принять свободу от своих телесных и материальных чувств… Сознательно или нет, они каждый день оказываются пойманными в одну (или несколько) таких фатальных сетей, снова и снова убивая свою душу самой страшной смертью»[13].
Как и обитатели пещеры Платона, люди материалистического склада ума Гюлена живут жизнью, сосредоточенной на мирских, плотских удовольствиях за счет более высоких удовольствий интеллектуального роста, духовного развития и того вклада, который они делают в общество. Поступая подобным образом, они отрицают свою человеческую сущность и живут, подобно животным. Гюлен говорит о достижении высшей степени человеческой сущности:
«Люди, однако, далеки от такого достижения по причине своей мирской сути и чувственности. Более того, можно также сказать, что когда люди не осознают свою истинную сущность, они оказываются ниже других существ. И все же человек обладая разумом, верой, совестью и душой является наблюдателем и толкователем книги мироздания и священных тайн, которые оказываются сокрыты между строками жизни. Поэтому люди, и неважно, насколько они малозначительны, являются «высочайшим примером», они более возлюблены, нежели все остальные. Ислам оценивает человечество не прибегая к каким-либо крайностям. Это единственная религия среди всех вероисповеданий, которая видит человека как высшее существо, направленное к особой миссии, одаренное высшими возможностями и талантами. В соответствии с исламом, люди являются высшими существами просто потому, что они – люди»[14].
Точка зрения Гюлена ясна, пусть даже кто-то может сомневаться в его заявлениях о точке зрения ислама на человека. Как уже говорилось в первой главе, Гюлен выступает в защиту врожденного достоинства человека и его моральной ценности внутри религиозно-философской системы ислама. Люди, которые живут, не осознавая этой врожденной ценности и обещаний, выбирают жизнь более низкую, нежели человеческая. К несчастью, большинство людей выбирает именно это.
И все же среди масс появляются несколько необычайных, выдающихся личностей, которые не привязаны к преходящим, обманчивым удовольствиям и целям этой бренной жизни. Эти личности, которых по-разному описывают Конфуций, Платон и Гюлен, достигают человеческого идеала и как таковые становятся блестящими примерами того, чего можно добиться в мире человеческой жизни. Все три философа видят надежду на достойную человеческую жизнь на индивидуальном и общественном, политическом уровне именно в таких людях. Следовательно, все трое, каждый по-своему, указывает, что именно такие идеальные люди должны занимать место лидеров в обществе.
Как уже было сказано, благородный муж Конфуция отличается от людских масс своим высокоморальным обликом. Конфуций и последователи его философской традиции часто говорят об определенных добродетелях, которые характеризуют благородного мужа и подчеркивают его глубокую человечность. Эти главные достоинства обычно называют «постоянными добродетелями» конфуцианства. В зависимости от авторства комментария их количество может разниться, а также меняется разряд этих добродетелей – «мелких» и «главных». Но, тем не менее, они служат набором подробно описанных черт характера, которые воплощает в себе благородный муж. Это следующие достоинства: рен – гуманность, благожелательность, доброта; ли – ритуал, этикет, пристойность; и – праведность, добродетельность; чжи – мудрость; цзин – верность, добросовестность; чень – искренность; и чжао – сыновнее почтение. Традиция рассказывает, что Конфуций подробно описывал эти добродетели, а также некоторые другие. Однако рен и ли считаются наиболее важными, причем рен вбирает в себя квинтэссенцию всех добродетелей вообще. Рен – это основа всех добродетелей. Как утверждает комментатор Лоуренс Дж. Томпсон:
«Моральная безупречность сводилась к термину рен. Для Учителя Куна это был настолько высокий идеал, что он никогда не встречал человека, к которому это слово было бы применимо по заслугам»[15].
Концентрированность на рен отличает конфуцианство от тех форм религии, которые предлагают идеал, основанный на общественном или политическом самоотречении, аскетизме, или же общих для других китайских верований традиций диеты, практики йоги и алхимии. Конфуцианская традиция призывает к развитию человеческих личностей, отличающихся превосходными качествами в моральном и интеллектуальном плане, и подчеркивает важность воспитания характера, вне зависимости от происхождения человека, который затем должен служить государству. Рен – это абсолютный моральный идеал доброты, гуманности и благожелательности, и рен люди воспитывают в себе через ли, практику или ритуал. Это объясняет история из «Бесед и суждений» Конфуция:
«Янь Хой спросил Учителя о Гуманности (рен), и Учитель ответил: “Отдать себя Ритуалу (ли) – вот Гуманность. Если бы правитель предал себя Ритуалу даже на один-единственный день, все живущее под небесами вернулось бы к Гуманности. Ибо разве истинная гуманность не находит свой источник сначала в себе, и уж затем в других?»
«Можешь ли ты объяснить, как действует предание себя Ритуалу?» – спросил Янь Хой.
«Никогда не смотри без Ритуала. Никогда не слушай без Ритуала. Никогда не говори без Ритуала. Никогда не двигайся без Ритуала».
«Я не слишком умен, – сказал Янь Хой, – но я попытаюсь следовать этим словам”»[16].
Здесь звучит убежденность в том, что неукоснительное следование устоявшимся обычаям, этикету и ритуалу в каждом измерении жизни требует дисциплины, которую, в свою очередь, человек использует, чтобы развивать в себе благородство, гуманность и доброту. Рен, по мере того как человек развивает ее в себе, обеспечивает ему основу для развития всех прочих добродетелей благодаря постоянному применению ли. Здесь рен действует по аналогии с доброй волей в теории морального характера Канта, которая описана в первой главе. Без доброй воли невозможно достичь ничего. Таким же образом без рен, основной склонности к добродетели и гуманности, у прочих добродетелей нет основы.
Поскольку благородный муж воплощает в себе постоянные добродетели и занимает свое место в служении государству, он получает власть в обществе, которая имеет четкий моральный характер. Термин для обозначения этого явления – те, что часто переводят как «моральная сила» или «добродетель». Добродетель благородного мужа цивилизует и вдохновляет тех, кто окружает его, так что его управление ими становится продолжением его личного характера. Мы читаем в «Беседах и суждениях»:
«Учитель сказал: “Правление посредством добродетели (те) подобно Полярной звезде, которая покоится на своем месте, а все звезды вращаются вокруг нее”»[17].
«Учитель сказал: “Если управлять с помощью законов и обеспечивать порядок с помощью наказаний, народ будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда; если же управлять посредством добродетели и поддерживать порядок при помощи церемоний, у народа будет чувство стыда, и он будет исправляться”»[18].
«Властитель Цзи Кан спросил Конфуция об управлении: “Если я дам безопасность тем, кто следует Пути, убив всех тех, кто игнорирует Путь, это сработает ли?”
“Как ты можешь править посредством убийства? – ответил ему Конфуций. – Просто направь свое сердце на то, что добродетельно и благожелательно, и народ тоже будет добродетелен и благожелателен. Благородный муж обладает Добродетелью (те) ветра, а мелкие люди – Добродетелью травы. Когда ветер проносится над травой, она поклоняется ему”»[19].
«Учитель хотел поселиться среди девяти варварских племен на востоке. Некто спросил его: “Как же вы будете ладить с этими дикарями?”
Учитель ответил: “Если там поселится благородный муж, то какая будет там дикость?”»[20].
Суть этих историй в том, что те – это сила сама по себе и внутри себя, достаточная, чтобы управлять поведением других людей, когда она проявляется в жизни благородного мужа. Благородный муж, в котором постоянно проявляется те, не имеет (или почти не имеет) проблем в управлении другими людьми в обществе, поскольку их вдохновляет его пример, – до такой степени, что даже в них самих проявляются благородные черты характера. Благодаря его добродетели они испытывают стыд по поводу своих собственных дурных поступков. Благодаря его добродетели они будут следовать его доброму примеру, пусть даже и против собственной воли.
Благодаря его добродетели они исправятся, и ему не придется заставлять их исправляться.
Суть всех этих положений в конфуцианском убеждении, что в основе своей человеческая натура от природы добродетельна. Конфуций не был наивен в отношении людей и их склонности к злу. Он видел это достаточно четко. Однако он оставался при своем убеждении, что высокоморального добродетельного человека можно воспитать благодаря намеренным, целенаправленным действиям, поскольку прирожденные внутренние качества человека заставляют его подчиняться такому убеждению и воспитанию. Более того, эта восприимчивость означает, что человеческая натура отвечает на проявления морального примера тем, что реформирует себя, пусть даже в мельчайших аспектах, двигаясь по направлению ко всему, что есть хорошего. Таким образом, трава склоняется под порывами ветра, а менее значимые звезды вращаются вокруг звезды путеводной. Такова сила те.
Конфуций постоянно повторяет, что без службы благородных мужей, этих идеалов моральной и интеллектуальной добродетели, общество погружается в хаос. Общество становится жертвой голого материализма, пустого церемониала, мелочной мысли и морального застоя. Именно так, между прочим, Конфуций оценивал общество своего времени, и его учение должно было помочь справиться с этой серьезной проблемой. Для него в обществе не могут существовать порядок или гармония, которые не начинаются с внутреннего облика высокоморальных личностей, которые затем передают свои моральные качества обществу через службу государству. Так что конфуцианство в такой же степени политическая теория, как и теория моральная или религиозная. Более того, это гуманистическая или натуралистическая теория, которая ставит на первое место личность, стремящуюся добиться внутри себя высочайших человеческих достижений из всех возможных, идеала моральной и интеллектуальной безупречности.
Как и Конфуций, Платон в «Государстве» представляет теорию морального развития и политического управления, центром которой является существование идеального человека, являющегося любителем мудрости, или «философом». В диалогах Платона фигурирует его любимый учитель Сократ в качестве главного примера такого философа во всех отношениях. Таким образом, Сократ воплощает тот идеал человека, который появляется в диалогах Платона, и он учит этому идеалу молодых людей, собирающихся вокруг него. И его жизнь, и его идеи являются поучением для учеников, – и тех, которые сидели рядом с ним в древних Афинах, и тех, кто читает диалоги Платона в наши дни.
Личность Сократа прекрасно очерчена на протяжении всех диалогов Платона, но, вероятно, в «Апологии», «Критоне» и «Федоне» эта личность раскрыта наиболее ярко. В этих диалогах Сократ противостоит афинскому суду, который обвинил его и, в конце концов, осудил за богохульство и развращение городской молодежи. Он подчиняется вынесенному ему смертному приговору и, в знаменитых последних строках «Федона», выпивает чашу цикуты, принесенную ему стражником, и умирает. Защищая себя перед судом от выдвинутых против него обвинений, Сократ формулирует свое видение идеальной человеческой жизни. Он описывает высший и лучший образ жизни, который можно и стоит вести, и, защищаясь, говорит, что пытался понять такую жизнь, жить ею и вовлекать в нее других. Он продолжает объяснять принципы этой лучшей и высшей жизни в «Критоне» и «Федоне», приводя примеры, в последние дни своей жизни в тюрьме, где его навещают ученики.
Главное свойство философа, как учил и показывал Сократ, – это мудрость. Само слово «философ», разумеется, означает «возлюбивший мудрость». Это объясняется, причем достаточно парадоксально, в «Апологии». Оказывается, философ мудр, поскольку он признается, что ничего не знает или же знает очень мало. Сократ – мудрейший человек, поскольку он знает, в отличие от профессиональных учителей и софистов его дней, что он не мудрец. Мудрость заключается именно в этом – осознании ограниченности человеческого познания, особенно когда процесс познания сдерживается из-за высокомерия или апатии. Результатом этого особого вида мудрости становится жизнь, прожитая именно для того, чтобы обрести знание, искать его так и там, как и где это только возможно.
Сократ жил сам и предложил другим жить в поисках истины, а жизнь в поисках истины снова и снова изучает все. Следовательно, образ учителя, который Платон представляет нам в диалогах, это образ человека, который готов отринуть все иные занятия в обмен на углубленные беседы и познание природы достойных вещей: любви, красоты, добра, справедливости и т. д. Сократа никогда не утомляют подобные беседы, даже когда у него уже есть то, что кажется сложившимися мнениями или убеждениями об их предмете. Он всегда готов узнавать еще что-то, продолжать исследования, подвергать сомнению даже самые твердые убеждения. Такая жизненная позиция заключается в одном из самых знаменитых высказываний Сократа: «Жизнь, не вызывающую вопросов, не стоит жить»[21].
Сократ воплощает и другие характерные черты идеального человека, или философа, включая то, что он больше заботится о душе, нежели о теле, боится безнравственности больше, чем смерти, и неуязвим мнению масс. Эта последняя черта важна для нашей дискуссии. Сократ говорит Критону, что ему следует жить так, чтобы ценить мнение только хороших и знающих людей, а не толпы. У толпы есть мириады мнений обо всем, о чем угодно, и она склонна концентрироваться на немедленной материальной выгоде в ущерб вечным реалиям. Поэтому Критону следует ценить мнения и одобрение только немногих мудрых. В сердцевине всех этих утверждений мы находим глубокое моральное убеждение, что высшая и лучшая жизнь человека – это жизнь намеренно развиваемой добродетели, или превосходства. Более того, как объясняет Сократ в «Государстве», те личности, которые обладают подобными добродетелями, должны быть поставлены во главе государства. В противном случае беспорядок и тирания будут неизбежны.
Идея о том, что порядок настает тогда, когда обществом правит добродетель, является центральной в учении Сократа и центральной же в диалоге «Государство». Он выдвигает аргумент, что добродетельная «часть» целостности должна править всеми остальными частями, чтобы результатом был порядок, гармония и доброта во всей целостности. Это справедливо и на индивидуальном, и на коллективном уровнях. Жизнь каждого индивидуума проходит хорошо и достойно, если ею правит высшая и лучшая часть каждого, каждой души, которая изначально связана с наивысшими добродетелями – добротой, истиной и справедливостью.
Аналогичным образом, в обществе устанавливается порядок, гармония и справедливость, когда лучшие члены общества правят остальными. Эти лучшие – философы, люди с развитой моралью, о которых шла речь выше, которых позже он называет «стражами государства». Сократ признает, что кое-кому может показаться невероятной идея, что философы должны быть царями, но он, тем не менее, настаивает на этом. Он объясняет свою точку зрения Главкону, одному из молодых людей, которые приходят к нему:
«Пока в государствах не будут царствовать философы, либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино – государственная власть и философия, и пока не будут в обязательном порядке отстранены те люди – а их много, – которые ныне стремятся порознь либо к власти, либо к философии, до тех пор, дорогой Главкон, государствам не избавиться от зол, да и не станет возможным для рода человеческого и не увидит солнечного света то государственное устройство, которое мы только что описали словесно. Вот почему я так долго не решался говорить, — я видел, что все это будет полностью противоречить общепринятому мнению; ведь трудно людям признать, что иначе невозможно ни личное, ни общественное благополучие»[22].
Важно отметить, что в этом отрывке Сократ говорит о «меньшей природе» тех, кто стремится только к политической власти или только к философскому познанию, а не к комбинации одного с другим. Здесь он высказывает точку зрения, что политика без философии выливается в тиранию и коррупцию, тогда как философия без политики приводит к бесполезности и тривиальности. Те, кто обладает политической властью, но не владеют истинным философским познанием ради использования власти, будут править государством с учетом только личной выгоды и эксплуатации других. Те, кто обладает философским познанием, но не стремится к использованию его в политике, потратят свои силы на интеллектуальные прихоти и пустяки, которым нет практического применения. Значит, две эти области следует совмещать, и истинные философы должны быть правителями.
Истинные философы – это те, кто описан ранее, те, кого больше заботят вечные, а не земные реальности, кто стремится к свету, а не к тьме пещеры, кто живет подобно бессмертным душам, каковыми они и являются, а не как обжирающиеся и совокупляющиеся животные, которым предпочитает подражать большинство людей. Только подобные личности, мужчины и женщины, которые живут вместе и не заботятся о личном богатстве, даже на уровне частной семейной жизни, могут вести корабль государства таким образом, что доброта, порядок и истина будут преобладать во всех областях [Сократ утверждает в другом месте в «Государстве», что, помимо приверженности философии, стражи государства, которыми, кстати, могут быть и женщины, и мужчины, не должны владеть личным имуществом, но должны считать все общим, в том числе и детей. – прим. авт.]. Эти истинные философы стремятся, прежде всего, к истине, и они ищут ее, чтобы жить ею и лично, и коллективно. За пределами подобного управления нет возможности существования для общественной и политической гармонии.
Сократ признает, что его республиканский идеал может быть никогда не осуществлен полностью, но, тем не менее, он настаивает, что те, кто заботится об обществе, должны попытаться максимально полно достичь его. В противном случае окончательным выбором для общества останутся только анархия и тирания. И Конфуций, и Сократ четко видели при жизни, до каких глубин может пасть общество, если им будут править те, кто не заботится о совершенстве или истине. Возможность наступления хаоса, присутствовавшая в античные времена, сохранилась и до наших дней, и сегодня Гюлен формулирует видение, которым следовало бы руководствоваться обществу, и при этом во многом его видение созвучно видениям его древних коллег. Для Гюлена, как и для Конфуция и Сократа, надежда для общества заключена только во влиянии «идеальных людей».
Размышления Гюлена о мире ислама, и особенно об истории и судьбах Анатолии, параллельны размышлениям Конфуция о древнем Китае. Оба мыслителя говорят о прошлом величии, которое утрачено и которое надо обрести вновь. Конфуций постоянно упоминает о правителях древности, императорах и других деятелях прошедших эпох, как о примерах благородства и мудрости, которым следовало теперь, в его время, подражать, если Китай хочет восстановить свое прежнее величие и избежать распада и тирании. Гюлен тоже размышляет о великом прошлом Османской империи, о времени, когда турецкая цивилизация находилась на пике своего могущества, когда ислам и как религия, и как культура в значительной степени достиг глобального превосходства.
По его оценке, истинное величие османов лежало в их преданности высоким идеалам, которые искали блага для общества своего времени и для общества будущего, и а также в их праведности. Они старались следовать примеру четырех праведных халифов раннего ислама, которые правили после смерти Пророка Мухаммада (с.а.с). Гюлен утверждает, что в то время как такие заметные фигуры в мировой истории, как египетские фараоны, Цезарь и Наполеон печально известны благодаря своим деяниям, их жизненный труд не имел долгосрочных результатов, поскольку по сути своей они руководствовались не высокими идеалами ради всего человечества и ради будущего, а своими личными амбициями, жадностью и стремлением к власти. Гюлен пишет о них:
«Их шумные и лихорадочные жизни, которые ослепляли столь многих, никоим образом никогда не обещали и никогда не могли обещать ничего для будущего. Поскольку эти люди были теми несчастными, теми убогими, кто подчинял истину повелениям силы, кто всегда искал общественных связей и сообразности вокруг личных интересов и выгод, кто всегда жил жизнью раба, никогда не признавая свободы от озлобленности, эгоизма и сладострастия»[23].
Отсутствие высоких идеалов и вечных ценностей в настоящем и будущем не позволяет трудам этих заметных в истории фигур оказывать сколько-нибудь продолжительное позитивное влияние. Однако не так обстоит дело с праведными халифами и османами, считает Гюлен. Он говорит:
«По контрасту с ними, сначала четыре праведных халифа, а затем османы представили столь великие труды, последствия которых превосходят этот мир и достигают мира следующего, что эти труды по сути своей способны соревноваться со столетиями. Конечно, только для тех, кто не введен в заблуждение временными затмениями. Хотя они прожили свою жизнь и, полностью исполнив свой долг, скончались, их всегда будут помнить, о них будут говорить, и они найдут свое место в наших сердцах как примеры доброты, чем следует восхищаться. В каждом уголке нашей страны дух и суть таких людей, как Алп-Арслан, Мелик-Шах, Осман Гази, Фатих и многие другие, ощущается, словно аромат благовоний, и в наши души струятся надежды и радостные вести их достижений и идеалов»[24].
Для Гюлена очевидны качественные различия между такими фигурами, как Цезарь, Наполеон и египетские фараоны, с одной стороны, и Фатих, Сулейман Великолепный и четыре праведных халифа, с другой. Различие лежит в том, как они соответственно воплощали высокие идеалы добра, истины, морали и справедливости или же подчинялись им. Подобные идеи являются единственной легитимной основой для социальной, политической или культурной программы, которая принесет добро и своей эпохе, и будущему. Гюлен видит возрождение этих идеалов в современной Турции, по мере того как нового поколения людей, верных высоким идеалам, становится больше в жизни. Он говорит: «Теперь появились в больших количествах возвышенные представители – или будущие представители – технических и гуманитарных наук, искусства, морали и добродетели, которые являются наследниками всех ценностей нашего славного прошлого»[25].
Гюлен описывает идеальных людей практически во всех своих трудах, но, вероятно, нигде он не сделал это так сжато, как в «Статуе нашей души». В этом труде он использует термины «человек с идеалами» или «те, кто унаследовал Землю», когда говорит об интеллектуально и морально одаренных людях, которые воплощают истинную человечность и, следовательно, должны возглавить общество, чтобы оно процветало. По сути, как рассказывает Гюлен, речь здесь идет о людях и воплощенной ими духовной культуре, которая выделяется в этой земной жизни благодаря их праведности. Господь дает им это выдающееся положение как дар, и оно принадлежит им как ответственность и долг, пока их собственное недостоинство не потребует, чтобы Господь отобрал его у них. Гюлен цитирует строки из Корана, который, в свою очередь, напоминает слова Торы, где Господь говорит: «Земля достанется в наследство Моим праведным рабам»[26]. Гюлен продолжает:
«Без сомнения, это обещание, гарантированное в этих строках клятвой, когда-нибудь будет выполнено. Без сомнения, это наследие не только нашей Земли, ибо «унаследовать Землю» также означает управлять и контролировать ресурсы неба и космоса. Это будет почти универсальный «доминион». Поскольку этот доминион – тот самый, который будет передан регенту или управляющему от лица Господа, то чрезвычайно важно, по сути, исключительно важно, чтобы сохранялись качества, соответствующие тем, кто унаследует Землю и небеса. По сути, только в том случае, если необходимые качества реализованы и не упускаются из виду, мечта может осуществиться»[27].
Продолжая, Гюлен объясняет, что в прошлые века исламская цивилизация носила титул «наследника Земли», однако утратила это положение из-за неудачи во внутреннем и во внешнем измерениях, т.е. во внутреннем мире сердца и души и во внешнем мире современного знания. Мусульманские общества утратили свой путь духовно и интеллектуально и таким образом потеряли свое место «наследников Земли», которое затем перешло к другим сообществам на Западе. На протяжении всей своей книги Гюлен постоянно призывает к возрождению ислама в духовном и интеллектуальном смысле, чтобы он смог восстановить себя, и чтобы все человечество и сама Земля пришли к прекрасному новому веку толерантности и мира. Через деятельность высокоморальных личностей ислам и, надеется Гюлен, Турция смогут восстановить свою глобальную значимость, чтобы привести мир к новому веку.
Здесь важно отметить, что нигде в своей работе Гюлен не призывает ни к какому виду политической или государственной деятельности, направленной на то, чтобы наступил этот новый век. Гюлен – не политик и не политолог, и он, в отличие от Конфуция и Платона, не призывает к появлению нового поколения политических лидеров. В этом состоит основное различие между Гюленом и его партнерами по «триалогу» в этой главе и следующей. Идеи Гюлена, которые являются повторением более широких идеалов ислама, не полагаются на государственную власть для своего осуществления.
Напротив, Гюлен сосредоточивает внимание на восстановлении культурного, интеллектуального и гуманитарного понимания, которое приходит через то, что обычные добродетельные люди, служащие человечеству ради достижения довольства Всевышнего в жизни осуществляют свои различные профессиональные, общественные и семейные задачи. «Доминион», о котором здесь упоминает Гюлен, – это не власть политических лидеров над всеми остальными; скорее это отличие и преобладание мировоззрения, характеризующегося миром, знанием, духовностью, толерантностью и любовью. Более того, это мировоззрение приобретет значимость благодаря множеству людей, которые, благодаря своим добродетелям и разумному служению, становятся достойными наследниками Земли.
Гюлен посвящает целую главу в «Статуе наших душ» перечислению качеств наследников Земли, и именно в этом списке мы видим самое сжатое выражение человеческого идеала Гюлена, как он видит его с исламской точки зрения, в исламской перспективе. Он приписывает наследникам Земли, или, как он сам называет их в другом месте, «людям идеала», восемь основных качеств[28]. Эти качества – абсолютная вера, любовь, научное мышление через призму ислама, самокритика и самооценка, критика точек зрения и перспектив, свободное мышление и уважение к свободе мысли, общественное сознание и совещательность при принятии решений, математическое мышление и художественная чуткость.
Этот список кажется, на первый взгляд, весьма отличным от качеств благородного мужа Конфуция или от достоинств, сформулированных Сократом, но при внимательном рассмотрении видны серьезные параллели между всеми тремя. Безупречная вера и любовь, для гюленовского «человека идеала», укоренены в исламской концепции, которая прочно основана на подчинении Богу. Включенные в список вера и любовь контекстуализированы внутри более широких рамок вечной базы, которую обеспечивает подчинение Всевышнему. Эту любовь и веру не следует направлять на мирские или материальные вещи, не стоит искать в этих вещах окончательного завершения и таким образом направлять цивилизацию вниз по пути неприкрашенного материализма и чувственности. Любовь и вера фиксируют свой взгляд на вечных реалиях, как это делали «стражи» Сократа. Научный и математический образ мышления для гюленовских наследников Земли – это перспектива, укорененная в убеждении, что Истина есть Едина, что она не разделена на различные категории религиозной истины против истины научной, или истина веры против истины разума.
Для наследников Земли истина является неделимой, и они стремятся понять все истину с конкретностью науки и математики, стремясь продвигать научное осмысление космоса как чрезвычайно сложной «святой книги» творения Создателя. Подобно конфуцианскому благородному мужу, они добиваются блестящих результатов во многих областях познания, не только в познании «религиозном». В вопросах управления и принятия решений наследники Земли действуют, имея в виду благо всего сообщества, а не просто личную выгоду. Более того, они ценят совещательность и диалог как лучший путь к принятию правильных решений. Как «стражи» Сократа, они подвергают друг друга расспросам и анализу, чтобы прийти к консенсусу, который будет хорош для всех. Как «стражи» Сократа и «благородный муж» у Конфуция, наследники Земли требовательны к себе и подвергают сами себя жесткой критике, переосмысливая свои идеи и концепции, постоянно улучшая и очищая себя и свои собственные мысли в своем стремлении к истине и добродетели. Наконец, как «стражи» и «благородный муж», наследники Земли ценят красоту, где бы ее ни удалось обрести, и они знают, что только через свободное использование мысли и созидательности могут развитые души создать новое видение мира и человечества, будь это в сферах эстетики, философии, управления или какой-либо еще.
Основная разница между наследниками Земли Гюлена и конфуцианским благородным мужем или стражами государства Сократа заключается в том, что первые – мусульмане, и все их существование и мировоззрение идет из исламской концепции. Что удерживает мусульманских наследников Земли от того, чтобы превратиться в угнетающую тиранию, так это то же самое, что не дает превратиться в тиранию сократовских «стражей» или конфуцианских «благородных мужей», а именно – забота обо всем человечестве и фундаментальное признание изначальной ценности всех человеческих созданий из-за их схожести с божественным, как это показано в первой главе. Гюлен подробно описывает этих наследников Земли. Он говорит:
«Личность, обладающая таким характером, всегда будет продвигаться от победы к победе.
Однако не ради того, чтобы разрушать страны и превращать в руины города, но ради того, чтобы пробуждать и активизировать гуманные мысли, чувства и способности, придать нам сил таким количеством любви, привязанности и благожелательности, чтобы мы смогли обнять всех и вся, восстановить разрушенное, вдохнуть жизнь в мертвые части общества, стать кровью и жизнью и таким образом течь в венах созданий и существования и заставить нас ощутить огромное удовольствие существования. Со всем, чем обладают такие люди, они люди Господа, и как его наместники всегда находятся в контакте с вселенной. Все их действия и положения находятся под контролем и под надзором. Все, что они делают, они выполняют так, словно это следует представить Творцу на контроль. Они чувствуют благодаря Его чувствам; они видят Его взглядом; они черпают свой образ речи из Его Откровения; они подобны мертвому телу в руках обмывальщика перед Его Волей; величайших источник их силы – это их осознание собственной слабости, неспособности и нищеты перед Господом, и они всегда стараются сделать все, что в их силах, и не совершать ошибок, чтобы наилучшим способом использовать это бесконечное сокровище»[29].
«Наследники Земли» Гюлена – это явно не завоеватели во имя Господа или ислама. Это не люди, борющиеся радикальными методами против неверных. Нет, это люди необычайной добродетели, добра и любви, которые полностью предают себя высшим идеалам и стремятся создать мир, в котором у всех людей были бы возможности реализовать до конца свой человеческий потенциал во всех сферах жизни, от самой земной до самой возвышенной. Более того, в этом мире, они сами являются вдохновляющим примером этой совершенной, безупречной человечности.
Эти люди идеала являются центром любого работоспособного, хорошего и устойчивого общества. Без них, и идеалов, и людей, которые эти идеалы воплощают, наследие общества оказывается, в лучшем случае, приглушенным, а добро, которого в нем удается, как кажется, достичь, оказывается эфемерным или недолгим. Гюлен говорит:
«Если чиновники, правящие государством, избираются на основании чистоты и праведности своего характера, своих мыслей и чувств, то можно сказать, что это государство могущественно и благородно. А правительство, назначающее на должность чиновника, не обладающего вышеозначенными качествами, само недостойно называться справедливым правительством, и власть его не будет долговечной. Ибо недостойное поведение чиновника рано или поздно пятном позора ляжет на лицо самого правительства и станет для него смертным приговором в совести народа»[30].
Гегемония силы недолговечна. Вечна лишь власть справедливости. Не сегодня, так завтра она обязательно одержит победу. И поэтому истинно велика та политика, которая придерживается не силы, а справедливости[31].
Гюлен, как и его партнеры по «триалогу», настаивает на том, что благо общества напрямую зависит от высоких качеств тех, кто его возглавляет. Более того, лидеры и другие члены общества, которые воплощают эти качества, приносят все свои личные амбиции в жертву добру в целом. Они полностью отдаются служению человечеству, никогда не прекращая думать о будущем. Они обретают свою основу в вечных духовных ценностях и оценивают качества всех научных и технологических достижений с точки зрения этих вечных ценностей. Гюлен говорит о них:
«Они будут абсолютно любить правду и будут заслуживать доверия и, поддерживая истину везде и всюду, всегда будут готовы покинуть свои семьи и дома, если это потребуется. Не имея привязанности к мирским вещам, удовольствиям и роскоши, они будут использовать данные им Богом таланты для того, чтобы принести пользу человечеству и посеять семена счастливого будущего. Затем, постоянно ища помощи и успеха у Бога, они сделают все, что в их силах, дабы защитить эти семена от вреда, подобно тому, как курица защищает свои яйца. Их жизнь будет полностью посвящена этому образу истины… Эти новые люди соединят в себе глубокую духовность, широкие познания, здравые суждения, научный темперамент и мудрую действенность. Никогда не удовлетворенные тем, что они знают, они будут постоянно увеличивать познание: познание себя, природы и Бога»[32].
Здесь Гюлен описывает идеальных людей как тех, кто избегает вечных соблазнов, о которых упоминает Сократ в «Государстве», а именно, соблазнов привязанности к мирским удовольствиям, богатству и личному комфорту. Люди идеала Гюлена, подобно сократовским «стражам», не поддаются соблазнам такого рода, поскольку их натура такова, что она всегда стремится к поиску вечных удовольствий и истин за счет временных. Так же, как Сократ и его «стражи», они никогда не бывают удовлетворены сами собой и своими познаниями. Они всегда двигаются дальше и выше, стремясь к новым высотам познания, добродетели, доброты и истины. Для Гюлена только когда турецкое общество, да и все общества, будут состоять из подобных личностей (или же влияние этих личностей будет очень и очень ощутимо), человеческая цивилизация повернется к жизни, свету, жизненной силе и здоровью, а не к смерти и распаду.
И вновь – принадлежащее Гюлену видение лидерста весьма широкое и функционирует отчетливо аполитично. Его проповеди и труды сами по себе не содержат системы управления или политической теории, как это мы видим у Конфуция или у Платона в «Государстве». Гюлен – мусульманский проповедник и ученый, а не политический деятель или политолог. Он не обращается к своим слушателям со специальными призывами баллотироваться на какие-либо посты или возглавлять правительства. Он не призывает к роспуску нынешних систем управления. Хотя его видение общества, естественно, включает людей идеала на авторитетных постах в правительстве, он большей частью не говорит об этом особо. Вместо этого Гюлен говорит об общественном лидерстве, которое растворено в обществе, во многих профессиях. Люди идеала будут формировать общество, полностью отдаваясь своим избранным занятиям в качестве ученых, учителей, бизнесменов, рабочих, родителей, государственных служащих, социальных работников и т. п. Складывается картина, скорее, массового, социального движения людей, которые затем будут избирать демократическим путем тех, кто воплощает добродетельные идеалы, чтобы они служили государству и руководили им.
Окончательный результат, однако, одинаков и для Конфуция, и для Платона, и для Гюлена: существование стабильного, основательного общества, которое существует ради своих сограждан, ибо им управляют люди, которые воплощают в себе высочайшие возможные идеалы человеческой добродетели и совершенства.
Итак, каждый из участников нашего триалога, со своим собственным мировоззрением и в свою историческую эпоху, четко сформулировал для нас главные условия того, что необходимо, чтобы жить достойной человеческой жизнью и на личном, и на коллективном уровне. Это главное условие – добродетель, и интеллектуальная, и моральная. Люди живут наиболее полной и потому наиболее счастливой жизнью, когда они ставят себе цель развивать в себе моральную и интеллектуальную добродетель. Более того, общество в целом добивается наивысшего и самого благого расцвета, когда им руководят личности, обладающие моральной и интеллектуальной добродетелью, которые способны увидеть, что такое благо для всех, а не благо для немногих привилегированных или же только для самих себя. Эти добродетельные люди будут руководить обществом таким образом, что у всех его членов будет много возможностей развивать в себе человеческие способности до высшей из возможных степеней.
И теперь возникает вопрос: откуда появляются эти добродетельные люди? Где нам найти таких людей с высокой моралью и способностями руководить, которые направят наше общественное и коллективное существование к добродетели, истине и справедливости? Может быть, эти люди спускаются к нам с небес, полностью сформировавшиеся и готовые править? И среди нас живут божественные создания? Нет, эти люди – обычные люди, не божественные создания, они рождены от людей – матерей и отцов, – они должны быть воспитаны, обучены чтобы стать образцами добродетели, которые необходимы обществу для его полноценного существования. Все трое участников нашего «триалога» согласны с тем, что образование является тем средством, благодаря которому мы как сообщество людей получаем из своей среды этих добродетельных личностей. Поэтому в нашей следующей главе мы обратимся к их соответствующим теориям образования.
[1] Confucius. The Analects. Trans. David Hinton. Washington, D. C.: Counterpoint, 1998, p. 146.
[2] Confucius. The Analects. Trans. David Hinton. Washington, D. C.: Counterpoint, 1998, p. 132.
[3] Малявин В. Конфуций. М.: Молодая гвардия, 2007, с. 352.
[4] Confucius. The Analects, p. 188–189.
[5] Там же, p. 189.
[6] Plato. The Republic. Trans. Richard W. Sterling and William C. Scott. New York: W. W. Norton, 1985, p. 277–278.
[7] Plato. The Republic. Trans. Richard W. Sterling and William C. Scott. New York: W. W. Norton, 1985, p. 209–211.
[8] Plato. The Republic. Trans. Richard W. Sterling and William C. Scott. New York: W. W. Norton, 1985, p. 212.
[9] Gulen M. F. The Statue of Our Souls. Revival in Islamic Thought and Activism. New Jersey: The Light Inc., 2004, p. 5ff.
[10] Там же, p. 125–126.
[11] Gulen M. F. Toward a Global Civilization of Love and Tolerance. New Jersey: The Light Inc., 2004, p. 128–130.
[12] Gulen F. The Statue of Our Souls, p. 135.
[13] Gulen F. The Statue of Our Souls, p. 135-136.
[14] Gulen M. F. Toward a Global Civilization of Love and Tolerance, p. 113.
[15] Thompson, Laurence G. Chinese Religion: An Introduction. Fifth edition. Belmont, CA: Wadsworth Publishing Company, 1996, p. 13.
[16] Confucius. The Analects, p. 127.
[17] Малявин В. Конфуций, с. 242.
[18] Малявин В. Конфуций, с. 349.
[19] Confucius. The Analects, p. 11.
[20] Малявин В. Конфуций, с. 222.
[21] Plato. The Republic, p. 41.
[22] Plato. The Republic, p. 165.
[23] Gulen. The Statue of Our Souls, p. 124.
[24] Gulen. The Statue of Our Souls, p. 124.
[25] Там же, p. 119.
[26] Gulen. The Statue of Our Souls, p. 5.
[27] То же.
[28] Gulen. The Statue of Our Souls, p. 31–42.
[29] Gulen. The Statue of Our Souls, p. 29.
[30] Гюлен Ф. Критерии или огни в пути. М., 2006, с. 182.
[31] Gulen М. F. Pearls of Wisdom, p. 73.
[32] Gulen М. F. Toward a Global Civilization of Love and Tolerance, p. 82.
- Создано .